Читать про танкистов вов 1941 1945. Рассказы. Танкисты. «Мы погибали, сгорали…» Артем Драбкин

Герой данной истории встретил войну еще в 41м на границе.
Таких людей все меньше и меньше в наши дни.
Помните о них.

«ВАМ РОДИНУ ЗАЩИЩАТЬ…»

В ряды РККА Алексеева призвали в 1939 году, в 19 лет. До этого года служить призывали в 20-21 год, а тут правительство решило «омолодить» армию. До призыва Вениамин Михайлович работал слесарем на Саранской ТЭЦ-1, вот и попал служить с двенадцатью земляками в 450-ю отдельную танковую бригаду, в Киевский Особый военный округ. В танковой школе (город Бар Винницкой области) курсант Алексеев полгода изучал матчасть танков БТ, Т-34 и КВ, после чего, получив профессию механика-водителя, отбыл для прохождения службы в 450-ю отдельную бригаду. Молодым солдатам выдали потрясающую по красоте форму: кожаные комбинезоны, шлемы и краги. На чрезплечном ремешке у каждого – «Наган» в кобуре.
В 1940-м году бригада участвовала в освободительном походе в Западную Белоруссию и Западную Украину. Именно так тогда его и называли, хотя сейчас псевдоисторики придерживаются иной точки зрения, так что мы оставим правовую сторону этой военной операции без комментариев. Сам Вениамин Михайлович вспоминает, что «западники» встречали наши войска вполне дружелюбно, только старики поначалу не верили, что танки настоящие: «Паны говорили, что у москалей танки фанерные».
После выхода к новой границе бригаду расформировали, а личный состав передали в 8-ю танковую дивизию, которая базировалась во Львове и вскоре была признана лучшей частью бронетанковых войск РККА. В 1940-м году в дивизию пришла новая техника, и сержант Алексеев пересел с БТ-7 на новенький Т-34. Как отличника, его назначили механиком-водителем на танк командира батальона, участника войны в Испании майора Абакумова.
Призыв Вениамина Михайловича должен был демобилизоваться в ноябре 1941-го, так что парни еще с ранней весны начали покупать себе «цивильные» костюмы. Дело в том, что, начиная с советско-финской войны, солдатам не разрешали ехать домой в военной форме. Так вот, еще в начале (!) 1941-го года командир дивизии сказал будущим «дембелям»: «Ребята, отсылайте свои костюмы домой, вам предстоит Родину защищать».

ВОЙНУ ЖДАЛИ

Первого мая в войсках прошел последний предвоенный парад. 8-я танковая дивизия шла в парадном строю пешим маршем: танки КВ и Т-34 считались секретным оружием и стояли в боксах замаскированные брезентом. В мае 1941-го в дивизии отменили все учения, кроме боевой стрельбы и вождения. Командиры, предвидя сложное развитие событий, готовили танкистов к пешим маршам, к выходу из окружения. На практике это выглядело так: танкистов отвозили на машинах за полторы сотни километров от части, потом выдавали командирам групп компас и карту, после чего приказывали самостоятельно идти обратно, причем двигаться по дорогам строжайше запрещалось.
С 5-го июня (!) в дивизии была объявлена готовность №1. Танкисты спали в полном боевом снаряжении (разрешалось только снять сапоги), то и дело проводились учебные тревоги. По войскам ходили слухи о задержанных немецких лазутчиках, о том, что немцы концентрируют свои силы на той стороне границы.
17-го июня батальон выехал на полигон, проводить учебные стрельбы. Не успели сделать несколько выстрелов, как пришел новый приказ: срочно вернуться в полк. В дивизии танкистов ожидало еще одно указание: сжечь все личные письма.
Следующим утром, в 4 часа, дивизию подняли по боевой тревоге, комдив Фомченко приказал экипажам взять в танки полный боезапас (у Т-34 это 150 снарядов, полсотни гранат и несколько десятков дисков для пулемета), положенную норму продуктов, заправить машины «под завязку» и идти к границе со скоростью 50 км/час. По прошествии нескольких часов дивизия сосредоточилась около местечка Броды, вблизи польской границы. Окопались, замаскировали танки и стали ждать. Режим секретности соблюдался самый полный. Курить разрешалось только в окопах. Пришло даже указание во время еды не стучать ложками об котелки.
Ночь с 20 на 21 июня окончательно расставила все по местам. Через границу отчетливо доносился рев танковых моторов. Не надо было быть великим стратегом, чтобы понять – противник сосредоточивает свои части для наступления.
Вениамин Алексеевич отчетливо помнит момент начала войны. В четвертом часу утра немцы начали артподготовку. Снаряды летели через головы танкистов и разрывались где-то далеко в тылу. Продолжалось это минут сорок, а потом послышался приближающийся лязг танковых гусениц. В это же время от дивизионного начальства был получен первый боевой приказ: «Не стрелять, это провокация!».
Комиссар батальона внезапно решил провести собрание личного состава, чтобы разъяснить линию партии. Встал, сделал несколько шагов и был убит наповал одиночным выстрелом немецкого снайпера. Тут уж комбат взял ответственность на себя и приказал открыть огонь. С первых же выстрелов подбили несколько танков противника. Правда легких Pz.Kpfw.II, но все же подбили.

ОТСТУПЛЕНИЕ. БОИ С ТАНКАМИ «СС»

На рубеже у Бродов батальон Алексеева с боями оборонялся два дня. Потом пришел приказ: отходить на Львов. В районе Бердичева провели одну из самых удачных операций. Узнав, что следом идет колонна немецких танков, комбат приказал врыть танки в землю между болотом и посадкой. В кровь стерев руки ломами и лопатами, каждый экипаж выкопал для своей машины позицию размером 6 на 2,5 метра (и 1,5 метра глубиной).
Вскоре на дороге показались немецкие танки. Подпустив их поближе, наши танкисты по всем канонам военной стратегии открыли огонь сначала по первой машине, потом по последней, застопорив движение противника. Пока немцы поняли, откуда по ним бьют, пока разворачивали башни, наши танкисты успели влепить в каждый из 18 немецких танков по несколько снарядов. Фигурки в дымящихся черных комбинезонах не успевали отбежать от горящих машин и падали, скошенные пулеметными очередями.
После того боя практически все танкисты обзавелись трофейными немецкими автоматами (которые у нас почему-то называли «шмайссерами»), а один эсэсовский экипаж удалось взять в плен. Наш командир попытался было их допросить, но первый же немецкий танкист, к которому он обратился с вопросом, в ответ плюнул ему в лицо. Лейтенант аж побелел от ярости, скрипнул зубами, достал из кобуры «ТТ» и без лишних слов влепил немцу пулю в голову. Остальные сразу же потеряли высокомерный вид и начали отвечать, но все равно были расстреляны несколько минут спустя. А что еще с ними было делать, не с собой же тащить до штаба, который неизвестно где?

ПОД ОГНЕМ СВОИХ ЖЕ ПУШЕК

Получив приказ на отход, батальон пошел на восток. Подошли к мосту через какую-то реку, приготовились переправляться, как вдруг переправа взлетела на воздух. Самое обидное, что взорвали мост наши же саперы.
Тут стоит сделать маленькое отступление. Танки КВ и Т-34 до начала войны считались секретными и не имели на бортах никаких опознавательных знаков. Вот советские саперы и обознались, приняв их за немецкие.
Взорванный мост – еще ничего, переправились через реку вброд, а вот в другом случае по тому же недоразумению наши танки попали под огонь своей же артиллерии. В танк Алексеева врезали «болванкой», но броня, слава Богу, выдержала.
В конце июля вышли к старой границе, и тут батальон получил приказ передать танки (их к этому времени осталось всего четыре) другой части, а самим выходить из окружения пешком. Двигаться в направлении Донецка.

ИЗ ОКРУЖЕНИЯ НА УГНАННОМ «ФИАТЕ»

Из окружения выходили практически без боев, потому что двигались вдали от больших шоссейных дорог, а немцы рвались вперед только по автострадам, не обращая на окруженцев ни малейшего внимания. Слыша об огромном количестве бойцов РККА, попавших в плен летом 1941-го (а их число составило больше миллиона), Вениамин Михайлович категорически заявляет: «В самом начале войны кто хотел выйти из окружения, – тот вышел!».
Осенний ветер гонял по дорогам немецкие листовки, на которых в красках был изображен довольный советский солдат, стоящий в обнимку с девушкой у аккуратного домика, рядом с которым пасутся упитанные коровы и козы. Дескать, сдавайся в плен, русский солдат и будешь все это иметь. На эту агитацию окруженцы особо внимания не обращали, но некоторые солдаты, проходя через родные места, уходили к себе домой. Их отпускали и не упрекали.
За сутки проходили километров 35-40, в деревни старались не заходить, но нужда заставила. НЗ давно съели, а голод, как известно, не тетка. Подходя к населенному пункту, высылали в разведку одного из экипажа. Если немцев в деревне не было, шли по хатам за кормежкой.
А однажды разведчик вернулся с неприятным известием. У крайней избы стоит легковая машина и несколько мотоциклов с пулеметами, а рядом в саду немцы пьянствуют, даже охранения не выставили. Нашим бы мимо пройти, от греха подальше, но Алексеев решил хоть немного, но немцам насолить.
Подполз к легковушке-«Фиату», осторожно приоткрыл дверцу. Ключ в замке, здесь же несколько канистр с бензином. Вскочил в машину, завел, крикнул своим. Те в машину пулей влетели и ходу. Немцы очухались, сели на мотоциклы и в погоню. Кино, да и только.
Закончилась погоня в самых лучших традициях. Подпустив мотоциклы с пьяными немцами поближе, наши танкисты перестреляли их всех из трофейных «шмайссеров» и поехали на восток, к фронту. На трофейном «Фиате» проехали километров двести, пока машину в приказном порядке не реквизировал какой-то батальонный комиссар. Пришлось снова идти пешком.
В районе Донбасса Алексеева в первый раз ранило, осколком в ногу. Медикаментов не было, бинтов тоже, нога распухла так, что наступить нельзя. В одном селе он прямо сказал товарищам: я для вас, мужики, только обуза, ступайте дальше без меня, а то все пропадем. Экипаж ушел, а он остался. А через пару часов стрельба началась. Все, решил Вениамин, теперь плен.
Но, видно, не судьба была: откуда ни возьмись, прибежала девчонка-санитарка из родного полка. Маленьким ножичком надрезала рану, промыла ее и забинтовала. Опираясь на нежданную спасительницу, сержант Алексеев поковылял на восток, как подраненный заяц. Вряд ли бы успели они уйти далеко, но тут мимо проезжала полуторка с ранеными. В ее кузове наш герой и выбрался из окружения, пройдя по немецким тылам 600 километров.

КИЕВ, ХАРЬКОВ, СТАЛИНГРАД

В Красноармейске окруженцев накормили, сводили в баню, дали сутки на отсыпание, а потом начали формировать из уцелевших танкистов экипажи в 90-ю танковую бригаду. Экипажи по три человека, стало быть, смекнул Вениамин Михайлович, на танки БТ-7. После этого танкистов вывезли в Прилуки, там дали отремонтированные танки. Алексееву достался даже не БТ-7, а более старый БТ-5, весь в заплатах после ремонта. После «тридцатьчетверки» в эту коробку даже влезать было страшно: броня в два пальца толщиной.
Во время боев за Киев бригада потеряла почти все машины и Алексеев вновь стал «безлошадным». Механиков-водителей собрали, и отправили на Харьковский тракторный завод, самим собирать себе танки (совместно с рабочими, естественно). Город горит, а в цехах работа полным ходом идет. После получения танков 90-я бригада получила приказ оборонять город, поддерживая огнем пехоту.
Под Харьковом воевали до ноября, и вновь отступление. На Чугуев. Там уже заняли настоящую оборону, да и немцы к этому времени натиск ослабили. До мая 1942-го стояли в обороне, а потом бригада в составе 16-й армии перешла в наступление.
Немцы за эти полгода укреплений понастроили изрядно, так что танкисты сразу же начали нести потери. Танк Алексеева разбило, а весь экипаж контузило. Отлежались неделю в Валуйках и чуть было снова не попали в окружение.
Снова командировка, на Сталинградский тракторный, собирать себе танк. И прямо из заводского цеха – в бой.
О боях в Сталинграде написаны десятки, а то и сотни книг, так что рассказывать о них вряд ли стоит. Отметим лишь такой факт: за полгода боев бригада стала гвардейской, а сам Вениамин Михайлович Алексеев потерял три танка и был награжден тремя орденами (один орден Красного знамени и два – Красной звезды) и знаком «Отличный танкист». В 1942-м, поверьте, награды просто так не давали.
Едва не потерял и четвертую машину, но об этом случае, пожалуй, стоит рассказать особо. Как-то раз экипаж получил приказ участвовать в разведке боем. Рота пехоты рванулась вперед, но сразу же после выхода на открытое место была прижата огнем к земле. Танку тоже досталось: сперва прямым попаданием разорвало гусеницу, а потом экипаж почувствовал запах дыма. Все, горим. Надо выбираться.
Вениамин Михайлович выбрался через люк механика-водителя и укрылся в пехотной траншее, благо танк встал прямо над ней. Остальные члены экипажа рванули в тыл, но через секунду их накрыло минометным огнем. Алексеев пригляделся к танку повнимательнее и понял, что горит не сам танк, а всего лишь запасные баки на корме. Стало быть, машина практически не повреждена. Ползком добрался до танка, сел за рычаги и, под завесой дыма от горящей соляры, потихонечку, маневрируя на одной гусенице, начал сдавать назад. Немцы заметили, что танк ожил, лишь в самую последнюю минуту и открыли бешеный огонь, но поздно: машина уже скрылась в лощине.
Вылез Алексеев из танка, перекрестился, помянул добрым словом конструкторов «тридцатьчетверки», с помощью пехотинцев натянул гусеницу и пошел докладывать комбригу. Впрочем, в докладе надобности, как оказалось, не было: вся бригада и так, с замиранием сердца, наблюдала за подвигом механика-водителя, выводившего танк из-под огня.
И еще одно запомнилось. В Сталинграде в экипаж танка Вениамина Михайловича несколько раз включали кинооператора военной кинохроники, на место стрелка-радиста. Конечно, снимать, сидя на броне, во время боя просто невозможно, вот и приходилось снимать с турели пулемет. В образовавшееся отверстие оператор высовывал объектив камеры и шел в бой вместе с танкистами.

СРАЖЕНИЕ ПОД ПРОХОРОВКОЙ

После Сталинграда 41-ю гвардейскую танковую бригаду вывели в лагеря под Тамбов, где началась подготовка к Орловско-Курской битве. Участвовал Вениамин Михайлович и в знаменитом танковом сражении под Прохоровкой. Конечно, в смотровую щель механик-водитель мало что видит, но и эти впечатления врезались в память на всю жизнь. Это был ад, настоящий ад, когда стальной стеной шли друг на друга тысячи танков и самоходок. Плавилась броня и горела земля. Кто выжил после всего этого, мог считать себя счастливцем.
Некоторое время спустя, когда механиков-водителей в очередной раз послали принимать танки, на сей раз на Челябинский тракторный завод, Алексеев с друзьями специально решили заехать на то поле под Прохоровкой. Картину, представшую их глазам, иначе как кладбищем и не назовешь. Огромное кладбище разбитых и сгоревших машин, наших и немецких.

ОДИН ДЕНЬ ИЗ ЖИЗНИ ТАНКИСТОВ

За все время, пока были на передовой, Вениамин Михайлович не помнит ни одной ночи, которую его экипаж провел бы вне танка. Машина для танкиста – это и спальня, и столовая. Так вот, утром, часов в пять, танкистов будил вызов по радиосвязи. Командир танка, едва пробудившись, сразу же получал задачу поддержать ту или иную стрелковую часть. На завтрак времени не оставалось, хорошо еще, если успевали умыться.
Задача танка в бою – подавлять огневые точки, мешающие продвижению пехоты. Видит экипаж, что пехота залегла под пулеметным огнем, значит нужно найти эти огневые точки и уничтожить их огнем их пушки или раздавить гусеницами. Когда пехота пойдет вперед, танки идут за ней до следующего очага сопротивления противника. И так целый день, а то и ночь. Ну, ночью воевали только во время большого наступления, а обычно «рабочий» день заканчивался часов в восемь вечера.
Как бы ни устали за день, после возвращения на базу первая задача экипажа – заправить танк, устранить мелкие поломки, пополнить боезапас. На техобслуживание уходило пару часов, после чего можно было расслабиться, тем более что и сил, практически, уже не оставалось. Потом все просто: заползли в танк, включили свет, разложили на брезенте две-три банки консервов, хлеб, фляжку со спиртом. Стрелок-радист, покрутив верньеры, находит в эфире какую-нибудь веселую мелодию, и после «остаканивания» начинается фронтовой ужин. Иной раз и маленький концерт устраивали, благо баян и гитару с собой постоянно возили, хотя порой приходилось их на коленях держать, даже в бою. А что делать, – места в танке мало.
Обычно рядом с танком стояла стрелковая часть, и под танк заползали несколько солдат. И теплее, и от дождя укрыться можно. Танкисты народ не жадный: через открытый десантный люк (он в днище танка расположен) подкармливали пехоту чем могли. Видя такое великолепие: свет, музыку, спирт и консервы, пехотинцы натуральным образом балдели: они-то жили впроголодь, перебиваясь с сухарей на воду.
Поскольку экипаж должен был посменно охранять свою машину, то пехота вызывалась охранять танк всю ночь. Только, мол, мужики, подкиньте харчей, махорочки и спиртику стаканчик, а уж мы ни на секунду глаз не сомкнем. Такое вот получалось взаимодействие родов войск в боевых условиях.
Отбой в танке наступал ближе к полуночи. Спали прямо на боевых местах. Тот, кто не испытал всех прелестей боевой походной жизни, просто не поймет, как это вообще возможно: спать сидя, месяцами не имея возможности вытянуться в полный рост. Ничего, со временем привыкли. И так до пяти утра, до следующего «рабочего дня».

И В ИСПОДНЕМ, И В АСБЕСТЕ

В танке, известное дело, во время боя духота стоит невероятная. Вентиляторы, конечно, есть, но толку от них, честно говоря, мало. Одно время танкисты под Сталинградом воевали в нательных рубахах, но вскоре с немецких самолетов стали разбрасывать листовки, в которых этот факт был описан во всех красках под девизом: «Русские танкисты даже военной формы не имеют». Сперва все смеялись над геббельсовской пропагандой, а потом командование издало приказ: комбинезоны не снимать ни в каких обстоятельствах. Приказ есть приказ, пришлось париться в полном обмундировании, матеря языкастых немецких пропагандистов.
И это еще ничего. В 1943-м в танковые части поступили специальные асбестовые куртки, которые должны были предохранить танкистов от ожогов. Большие такие, пальца в два толщиной. От огня они, может быть, и защищали, но воевать в них было ну никак невозможно. Короче говоря, после первого же боя их выбросили.

ДАВИЛИ ВСЕ

За войну водителю-механику Алексееву приходилось уничтожать гусеницами и танки, и пулеметные гнезда, и солдат противника. Пулемет для танка – пустяковина: хрустнуло под гусеницами и все, а вот пушку давить, это тоже нужно уметь. Если прямо на щит наехать, то можно гусеницы порвать. Один знакомый так вот наехал, потерял ход и был расстрелян немецкими пушками в упор. На орудие нужно сбоку наезжать, чтобы станину искорежить и замок смять.
Ну а немецкая пехота для танка – плевое дело. Наехал, развернулся на месте, и дальше. Двигатель ревет так, что даже предсмертных криков не слышно. Это уже потом, во время ремонта, когда приходилось выковыривать из гусеничных траков обломки костей и куски гниющего мяса, становилось немного не по себе. За войну Алексеев раздавил гусеницами своего танка десятка три немецких пушек и больше сотни вражеских солдат. И ничего, никаких эмоций.

ПЕРВЫМ ЧЕРЕЗ ДНЕПР

Когда наши войска уже закрепились на заднепровских плацдармах, пришло время перебрасывать на тот берег тяжелое вооружение. Так уж вышло, что танковая бригада, в которой воевал Вениамин Михайлович, должна была переправляться самой первой. А надо вам сказать, что механик-водитель Алексеев считался лучшим в части (это, кстати, подтверждает автор книги «Записки танкового техника»). Так вот, вызвали его и приказали переправиться по понтонному мосту на западный берег реки, которую, по словам Гоголя, не всякая птица перелетит.
Сел Алексеев за рычаги, а поверхность моста сантиметров на двадцать под водой, чтобы немецкие бомбардировщики не заметили, только реденькая цепочка лампочек светится для ориентировки. А ширина реки – километра два с лишним. Сдвинулся в любую сторону, и ко дну. Ничего, переправился на малом ходу, но страху за это время натерпелся.

БРАТЬЯ-СЛАВЯНЕ

В Европе наши войска встречали со всем возможным гостеприимством. В Румынии, правда, нищета была, в то время страшная, так что солдатам мало что перепало. В Венгрии, конечно, народ побогаче жил, но на Красную армию посматривали косо. Зато в Болгарии и в Югославии танкисты на себе почувствовали, что такое славянская солидарность.
При въезде в каждое болгарское село стояло две бочки: с вином и пивом. Братушки-болгары стояли рядом, держа в руках огромные, не меньше литра, кружки, которые требовалось осушать непременно до дна. А уж если домой заведут, то на стол выставлялось все самое лучшее: жареные куры, мясо, прочая домашняя снедь. Короче, встречали действительно как избавителей, а не как оккупантов.

Войну старшина Алексеев встретил 11 мая в Праге, гораздо позже официального Дня Победы. На радостях один из чехов зазвал экипаж его танка к себе в дом, чтобы отметить такое дело. Глиняную бутыль с вином, которую хозяин выставил на угощение, он закопал в землю в тот день, когда у него родился сын. Вообще-то такое вино положено подавать на стол во время свадьбы сына, но чех, видно, решил, что приход советских солдат – более радостное событие.
Не успели наши ребята «причаститься», как прибежал посыльный от начальника штаба бригады. В штабе Алексеев услышал короткий приказ:
– Собирайся!
– Куда?
– Там узнаешь.
Надел награды, собрал немудрящий скарб, и «виллисом» на аэродром. А там уже полный «Дуглас» солдат. У каждого вся грудь в орденах, мужики рослые, представительные. Куда летим – никто не знает. Только когда взлетели, штурман сказал: «Счастливые вы, ребята, на парад в Москву едете».
Пока летели, в Москве уже сообщили, что прибывают фронтовики. Пол-столицы на улицы вышло, чтобы героев увидеть. Все плачут, цветы дарят.
Участников парада еще на аэродроме построили в колонну по четыре и повели пешим маршем аж до Сокольников. Группу, в которой был Алексеев, разместили в военной академии имени Фрунзе. Сразу же повели в парикмахерскую, а потом в ателье, где портные с них мерки сняли. Через неделю новые мундиры принесли, гвардейские. Первые из всей армии, участники парада получили медали «За победу над Германией».
Жизнь была – дай бог каждому. Кормили, по фронтовым меркам, до отвала. Утром просыпаешься, сапоги до блеска начищены, подворотничок на мундире подшит – свежей свежего, а на столике около кровати уже меню лежит. Отмечай, что хочешь на завтрак и обед, в том числе водку с коньяком и прочие вина.
После обеда в Сокольнический парк, на строевую подготовку. А как же, на Параде все должно быть идеально. По шесть часов парни «тянули ножку», выматывались так, что от экскурсий в Москву единогласно отказывались.
22 июня выдачу горячительного прекратили, стало быть, Парад совсем скоро. 23-го на Красной площади прошла генеральная репетиция. Танкисты должны были идти в танковых шлемах и комбинезонах, в крагах, с кобурным оружием.
Утром 24-го июня каждому выдали по флакону одеколона, и приказали вылить на себя перед началом парада, так что благоухало от парадных колонн за километр. В 10 часов на площадь выехал Рокоссовский, подал команду. Потом на трибуне Мавзолея показалось правительство во главе со Сталиным.
Второй Украинский фронт был построен прямо перед Мавзолеем, так что Верховного Главнокомандующего Вениамин Михайлович видел примерно с тридцати метров. Погода в этот день слегка подгадила: небо затянуло тучами, пошел противный мелкий дождь. Сталину сразу же накинули на плечи плащ-накидку, но выглядел он весело, оживленно переговариваясь с маршалом Буденным, который стоял с ним рядом.
Всего парад шел больше трех часов, после чего танкисты, насквозь промокшие, вернулись в гостиницу. Им дали часок на переодевание, потом приказали собраться в Актовом зале, где уже ломились столы от выпивки и закусок.

Поначалу солдаты и младшие офицеры сидели за одними столами с генералами, но вскоре те встали, подняли еще один тост, и объяснили, что их ждет в Кремле сам Главнокомандующий. Дальше гуляли без старших командиров.
Сейчас уже трудно вспомнить, что стояло на праздничных столах, но фрукты там были, для многих солдат невиданные. Икра была красная и черная, колбасы разные, прочие деликатесы. Ну и, само собой, море горячительного: водка, коньяк, пиво. Весь вечер джаз военные песни играл. Пей, сколько влезет, фронтовая душа, отмечай Победу.
И фронтовики, надо сказать, пили. За все четыре года войны отводили солдаты душу, накачиваясь спиртным под полную завязку. И ведь что удивительно: между столами официантки ходят, и в руках у них ватные тампоны, каким-то лекарством смоченные. Как заметят, что герой войны в бесчувствие впадать начинает, подойдут, мазнут ваткой под носом, и человек снова, как огурчик, может еще пить, даже не закусывая. Как только наши солдаты не упрашивали их открыть секрет, те только отшучивались.
Ну а наутро после банкета, придя в столовую, герои увидели перед собой только тарелки с щами и кашей. Красивая жизнь, что называется, кончилась. Впрочем, горевать пришлось недолго: уже в полдень их отвезли на аэродром и отправили на Дальний Восток. Все уже знали, что скоро начнется война с Японией. Ну, это уже другая история, которую мы расскажем как-нибудь в другой раз.

Небольшая интересная история о героическом танке который участвовал во 2-ой мировой войне. 3 июля 1941 года в уже неделю находящийся в руках немцев Минск на малой скорости въехал советский танк Т-28. Уже запуганные оккупационными властями местные жители с удивлением смотрели, как трехбашенная машина, вооруженная пушкой и четырьмя пулеметами, смело двигалась в направлении центра города.

Встречавшиеся по пути немецкие солдаты никак не реагировали на танк, принимая его за трофей. Один велосипедист решил повеселиться, и некоторое время ехал впереди. Но вот механику-водителю Т-28 это надоело, он чуть газанул, и от немца остались одни воспоминания. Дальше советским танкистам повстречались несколько офицеров, куривших на крыльце дома. Но чтобы не рассекретить себя раньше времени, их не тронули.

Наконец, возле ликероводочного завода экипаж заметил, как подразделение гитлеровцев под охраной бронеавтомобиля грузит ящики со спиртным в грузовик. Через несколько минут от этой идиллической картины остались только обломки автомобиля и броневика, да кучка трупов.

Пока до немецких властей еще не дошло известие о происшедшем у водочного завода, танк спокойно и аккуратно преодолел мост через реку и наткнулся на колонну веселых и самоуверенных мотоциклистов. Пропустив нескольких немцев, механик-водитель нажал на педаль, и стальная громадина врезалась в середину вражеской колонны. Началась паника, которую усугубили еще и выстрелы пушки и пулеметов. А боезапасом танк под завязку набили еще утром в бывшем военном городке...

Покончив с мотоциклистами, танк покатил на улицу Советскую (центральная улица Минска), где по пути угостил свинцом гитлеровцев, собравшихся у театра. Ну а на Пролетарской танкисты буквально расцвели улыбками. Прямо перед Т-28 расположились тылы какой-то немецкой части. Множество грузовиков с боеприпасами и оружием, цистерны с топливом, полевые кухни. А солдат – тех вообще не сосчитать. Через несколько минут это место превратилось в настоящий ад с рвущимися снарядами и горящим бензином.

Теперь на очереди – парк имени Горького. Но по пути советских танкистов решила обстрелять противотанковая пушка. Три выстрела из орудия Т-28 навсегда успокоили наглецов. А в самом парке немцы, слышавшие взрывы в городе, зорко высматривали в небе советские бомбардировщики. От них осталось то же, что и от их предшественников: горящая цистерна, разбитое оружие и трупы.

Но настал момент, когда закончились снаряды, и танкисты решили уходить из Минска. Поначалу все шло хорошо. Но на самой окраине по танку ударила замаскированная противотанковая батарея. Механик-водитель держал полный газ, но храбрецам не хватило всего минуты. Попавший в мотор снаряд поджег Т-28...

Выбравшийся из горящей машины экипаж попытался скрыться, но уйти удалось не всем. Командир экипажа, майор, и два курсанта погибли. Николай Педан попал в плен и, пройдя все муки немецких концлагерей, был освобожден в 1945 году.

Федора Наумова, заряжающего, укрыли местные жители и затем переправили к партизанам, где он воевал, был ранен и переправлен в советский тыл. А механик-водитель старший сержант Малько вышел к своим и всю войну провоевал в танковых войсках.

Героический Т-28 всю оккупацию простоял в столице Белоруссии, напоминая и местным жителям и немцам о храбрости советского солдата.

А как зовут, забыл его спросить.

Лет десяти-двенадцати. Бедовый,
Из тех, что главарями у детей,
Из тех, что в городишках прифронтовых
Встречают нас как дорогих гостей.

Машину обступают на стоянках,
Таскать им воду вёдрами - не труд,
Приносят мыло с полотенцем к танку
И сливы недозрелые суют…

Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен,
Мы прорывались к площади вперёд.
А он гвоздит - не выглянуть из башен, -
И чёрт его поймёт, откуда бьёт.

Тут угадай-ка, за каким домишкой
Он примостился, - столько всяких дыр,
И вдруг к машине подбежал парнишка:
- Товарищ командир, товарищ командир!

Я знаю, где их пушка. Я разведал…
Я подползал, они вон там, в саду…
- Да где же, где?.. - А дайте я поеду
На танке с вами. Прямо приведу.

Что ж, бой не ждёт. - Влезай сюда, дружище! -
И вот мы катим к месту вчетвером.
Стоит парнишка - мины, пули свищут,
И только рубашонка пузырём.

Подъехали. - Вот здесь. - И с разворота
Заходим в тыл и полный газ даём.
И эту пушку, заодно с расчётом,
Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём.

Я вытер пот. Душила гарь и копоть:
От дома к дому шёл большой пожар.
И, помню, я сказал: - Спасибо, хлопец! -
И руку, как товарищу, пожал…

Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку,
И только не могу себе простить:
Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,
Но как зовут, забыл его спросить.

Анализ стихотворения «Рассказ танкиста» Твардовского

А. Твардовский был, прежде всего, журналистом. Поэтому с 1939 по 1946 гг. он принимал участие во всех боевых действиях в качестве военного корреспондента. Это наложило отпечаток на все творчество поэта. Его художественные произведения напоминают публицистические очерки. Это усиливает их эмоциональное воздействие, так как позволяет читателю стать непосредственным свидетелем событий. В 1942 г. Твардовский написал стихотворение «Рассказ танкиста», основанный на реальной истории из жизни. Главный герой остался неизвестным, он стал олицетворениям множества подобных военных историй.

Стихотворение рассказывает о небольшом эпизоде, связанным со взятием советскими войсками незначительного населенного пункта. С самого начала главный герой вносит интригу в повествование. Упоминая лишь о трудности боя, он выражает сожаление, что не узнал имени какого-то мальчишки. Он в нескольких фразах вспоминает его внешность и сравнивает с тысячами таких же ребят, детство которых было искалечено войной. Эти дети всеми силами приближали победу, многие из них уже в самом раннем возрасте имели свой личный счет к врагу.

В центре стихотворения – подвиг мальчика. Танковая группа никак не могла пробиться к центру города из-за подавляющего огня противника. Маленький ребенок сумел найти позицию вражеской пушки и сообщить об этом танкисту. Сведения ребенка позволяют уничтожить пушечный расчет. Утомленный боем танкист успевает только сказать: «Спасибо, хлопец!» и пожать мальчонке руку.

Последняя строфа повторяет первую, замыкая композицию. Среди огромного количества боев, который провел танкист, только один ему запомнился навсегда. Он узнал бы мальчика «из тысяч лиц», но имя героя осталось ему неизвестным из-за собственной забывчивости.

22 сентября. Медленно продвигаемся, ведя бои за каждую деревню. И вот, выбив противника из очередного опорного пункта, моя танковая рота преследует вражескую пехоту, откатывающуюся на север по проселочной дороге через небольшое картофельное поле. Гусеницы «Матильд » с трудом проворачиваются, и мы движемся со скоростью пешеходов – надо уже останавливаться и очищать ходовую часть от грязи. Ко всему прочему то ли по чьему-то злому умыслу, то ли по недосмотру снабженцев к 40-мм пушкам «Матильд» подвезли только бронебойные снаряды – «болванки». Осколочных снарядов в боекомплекте не оказалось. То есть танк мог успешно вести борьбу с бронированными целями и с пехотой пулеметом на действительную дальность его стрельбы. Однако расстояние между «Матильдами» и неприятелем возросло до 800-900 метров, что делало его огонь малоэффективным.
Группа из десятка гитлеровцев вышагивала по полю левее дороги. Видя, что мы не стреляем, два верзилы из этой группы остановились и, спустив штаны, начали показывать нам свои задницы. Дескать – на, выкуси! Немец – в коломенскую версту ростом – даже ухитрялся, наклонившись, просовывать голову между расставленных ног и довольно, с захлебом, ржать…
На Украине, откуда я родом, такой «показ» является оскорблением самой высокой степени. Может, они просто обнаглели и уверовали в свою безнаказанность, а может, от Орлова знали, что я украинец, и решили «достать» до печенок? Не знаю…
Мой командир орудия сержант Юрий Слобода неоднократно просил меня:
– Ротный, разреши, я им засажу! Я его успокаивал:
– Не будешь же ты по каждой жопе бить бронебойным, да и осталось их 15–17 штук. А когда подвезут пополнение боеприпасов – неизвестно. Наберись терпения…
Ободренные безнаказанностью, «артисты» вошли в раж. Какие только «коленца» они не выдавали! И задом, и передом… Терпение мое наконец лопнуло:
– Юра, бей!
При очередном «спектакле» немцев, в котором участвовали уже трое «артистов», Слобода скомандовал механику-водителю:
– Короткая!
На секунды «Матильда» застыла на месте. Юрий схватил в перекрестие прицела самого высокого фашиста с достаточно объемной «хлебницей». Бронебойный снаряд попал точно в «яблочко», разорвав «актера» в клочья. Бесформенные куски его тела разлетелись в разные стороны. Оставшиеся в живых фрицы кинулись врассыпную… Как они смогли, улепетывая, подобрать штаны? Удивительно!

Маньчжурия 1946 год, после победы над Японией

С вступлением частей и соединений 6-й гвардейской танковой армии на территорию Маньчжурии мы столкнулись с тем, что весь японский наземный транспорт работал не на бензине, а на этиловом спирте. Готовясь к предстоящим боям, нам следовало бы знать об этой особенности обеспечения японской армии! Наши автомашины к такому горючему не были приспособлены. Зато эта жидкость быстро нашла другое применение – ее стали разводить до желаемой крепости и наливать в кружки и стаканы. Пили и хвалили. Бочками запасались! Когда возвращались на Родину, и я припас две или три двухсотлитровые емкости для всяких будущих торжеств. Однако к двадцатым числам декабря вывезенные запасы спирта иссякли. Но тут, к великой радости любителей горячительного, из Маньчжурии начали прибывать последние воинские эшелоны, везшие в том числе и бочки спирта. Все бы ничего, но среди них оказалось какое-то количество наполненных метанолом , по цвету и вкусу ничем не отличающимся от этилового спирта [дальнейше рассказывается о массовых отравлениях метанолом в Красной Армии]

Несколько слов об освоении и использовании американской ленд-лизовской техники.

Пе-2 "

Как я уже сказал, к нам пришел Б–25 с 75–мм пушкой. Командир полка Усачев решил лично его опробовать. Говорит мне: «Собирайся, пойдем подлетнем». Взлетели. Вышли в море. Вместо штурмана, который должен в боевых условиях заряжать пушку, полетел механик. Командир дал команду: «Заряжай!» Механик зарядил. Летчик как шарахнул! Весь фюзеляж в дыму! Самолет практически остановился! Хорошо, что командир был опытный, тут же перевел машину в пикирование. Он говорит: «Немедленно на аэродром!» Возвращаемся, садимся. Усачев говорит: «Вынуть ее!» Сняли эту пушку. Но поскольку не долетали, снова в воздух. Взлетели, а пушки–то нет! Вместо нее ничего не положили, чтобы компенсировать массу. Центровка изменилась, и самолет стал падать на хвост. Командир кричит: «Кравец, лезь в дырку!» Я залез, а там же прямой поток воздуха. Стал замерзать и не могу сказать, что замерзаю. Командир все–таки понял, что самолет валится, приземлился. Так меня уже вытаскивали, я сам не мог вылезти. Он на меня посмотрел, понял, что сделал глупость. Такой был курьез. Вскоре он этот самолет отдал на север, а прибывший следом второй использовал как транспортный.

Еще раз о спиртном

Из книги Артема Драбкина "Я дрался на Пе-2 "

Вспоминает Кравец Наум Соломонович:

У истребителей появились «аэрокобры», «кингкобры» и «тандерболты» . Последних было штуки три. Рядовые летчики отказывались на нем летать. Для работы двигателя в режиме форсажа у него стоял пятидесятилитровый бак с чистым спиртом. Хоть он был опечатан, но все равно наши нашли способ сливать. А чего там?! Бак большой - на всех хватит. Первым додумался Леша, механик этого самолета. Смотрим, он стал приходить позже всех и в хорошем настроении. Его подчиненные мотористы говорят: «Что–то наш механик нас всегда отправляет на обед, а сам задерживается». А он шланг подачи отсоединит, насосется и идет. Этот самолет не прижился, и командир разрешил перегнать его на север.

О том, как использовался американский жир для смазки торпед

Из книги Артема Драбкина "Я дрался на Пе-2 "

Вспоминает Кравец Наум Соломонович:

Общались мы и с торпедистами. У них всегда был американский лярд - жир для смазки торпед и приборов, такой белый, искрящийся, как снег. Чистая химия. Берешь кусок черного хлеба, мажешь этот лярд, присыпаешь солью – настоящее сало!

Из книги Артема Драбкина "Я дрался на Пе-2 "

Вспоминает Кравец Наум Соломонович:

Большую часть времени мы шли по своей территории и территории прибалтийских республик. Надо сказать, что они не были нашими друзьями. Были случаи убийств наших солдат и офицеров. Мы, правда, и сами мародерствовали. В магазинах ничего не было. Где взять? На хуторе. Приходишь на хутор к хозяйке; молоко, сыр, колбаса, окорок - у них это всегда было. Если она говорит, что нет, мы как действовали? Пока я с ней говорю, другой шарит по дому - мы примерно знали, где что хранится. Забирали и уносили. В Пруссии довольно быстро стали открываться лавки. Сто грамм нам давали редко и только за боевые вылеты. В основном пили спирт, который выписывали для промывки радиоконтактов, приборов. Он, естественно, быстро кончался. В этих ларьках продавался очищенный денатурат, который мы за его красивый бледно–синий цвет называли «Голубая ночь». Предназначался он для разжигания примусов, и череп с костями свидетельствовал, что пить его нельзя, но когда мы попробовали - прекрасная водка, пьется легко. В одной из лавок торговал пан Казимир. Поначалу он был в ужасе, когда мы приходили, просили бутылку и стаканы - выпивали по стакану этой «Голубой ночи» и пару бутылок брали с собой. Расплачивались с ним, чем придется - денег не было. Продавали трофейное оружие, обмундирование. Когда и это пойло заканчивалось, переходили на «ликер шасси». Из амортизаторов сливали жидкость, которая представляла из себя смесь спирта с глицерином. Брали рогатину, начинали ее крутить. То, что намоталось на палку, выбрасывали, а оставшуюся мутную жидкость фильтровали через две бескозырки. После этого можно было пить.

О том как учились летать

Из книги Артема Драбкина "Я дрался на Пе-2 "

Вспоминает Кабаков Иван Иванович:

Меня зачислили в 3–ю эскадрилью этого полка. Обучение шло тем же методом, что и в Крыму, - спарок не было. Вывозил командир полка. Он летает, я сижу на штурманском сиденье, наблюдаю. Сели, он меня спрашивает: «Понял?» - «Ничего не понял». - «Ничего, сынок, захочешь жить, сядешь». Я взлетел. Скорость 350 километров в час по кругу, кренчик не более 15 градусов, такой радиус получился, что чуть не потерял аэродром, тем более что дело было уже зимой и ориентироваться на засыпанных снегом просторах было крайне сложно. Решил зайти на второй круг и на посадку, сел. Вечером командир полка строит полк: «Сержант Кабаков, выйти из строя». Я вышел. «За отличное освоение новой техники объявляю Вам благодарность». - «Служу Советскому Союзу!»

Вторжение в Данию

Из книги Блицкриг в Западной Европе: Норвегия; Дания; автор Патянин Сергей Владимирович

Десантирование (немцев) в Корсёре проходило быстро и без противодействия. Ориентировка облегчалась тем, что ярко горели все навигационные знаки, а также уличные фонари. Интересно, что накануне датский гарнизон проводил учения по отражению морского десанта.

Из книги Кирилла Маля Гражданская война в США 1861-1865.

Во время битвы при Спотсилвейни произошел такой эпизод:

Несколько федералов тем временем развернули захваченные орудия и принялись палить из них всем, что попадалось под руку. В дело пошли даже поломанные ружья, а поскольку артиллеристов поблизости не оказалось и огонь вели пехотинцы, то эти предметы летели куда угодно, но только не в наступающих на траншеи южан. Так, когда один солдат-ирландец уже зарядил орудие и собирался дернуть за шнур, его товарищ по полку заметил, что ствол направлен слишком высоко и снаряд просто пролетит над головами мятежников. "Это ничего, - ответил артиллерист-любитель. - Он все равно свалится на чью-нибудь башку".

" Спустя многие годы после окончания Великой Отечественной в Минском Доме офицеров шла военно-историческая конференция. Выступавший ветеран-танкист, говоря о роли танковых подразделений в оборонительном бою, сослался на собственный пример и рассказал о бое 19 августа 1941 года, когда танковый экипаж КВ-1, которым он командовал, подбил под Ленинградом 22 немецких танка.

Один из ораторов, усмехнувшись, заявил о том, что этого не было и быть не могло! Тогда ветеран Зиновий Григорьевич Колобанов передал в президиум пожелтевший листок фронтовой газеты. Руководивший конференцией генерал быстро пробежал глазами текст, подозвал скептика к себе и приказал: «Читай вслух, чтоб весь зал слышал!».

«Только во втором часу дня на дороге появились вражеские машины. - Приготовиться к бою! - тихо скомандовал Колобанов. Захлопнув люки, танкисты мгновенно замерли на своих местах. Тут же командир орудия старший сержант Андрей Усов доложил, что видит в прицеле три мотоцикла с колясками. Незамедлительно последовал приказ командира:
- Огня не открывать! Пропустить разведку!

Немецкие мотоциклисты свернули налево и помчались в сторону Мариенбурга, не заметив стоявший в засаде замаскированный КВ. Выполняя приказ Колобанова, не стали открывать огня по разведке и пехотинцы из боевого охранения.

Теперь все внимание экипажа было приковано к идущим по дороге танкам...Они шли на сокращенных дистанциях, подставляя свои левые борта почти строго под прямым углом по отношению к орудию КВ, тем самым представляя собой идеальные мишени. Люки были открыты, часть немцев сидела на броне. Экипаж даже различал их лица, так как расстояние между КВ и вражеской колонной было невелико - всего около ста пятидесяти метров.

Головной танк медленно въехал на перекресток и вплотную приблизился к двум березам - ориентиру № 1, намеченному танкистами перед боем. Тут же Колобанову доложили о количестве танков в колонне. Их было 22. И когда до ориентира остались секунды движения, командир понял, что медлить больше нельзя, и приказал Усову открыть огонь...

Головной танк загорелся с первого выстрела. Он был уничтожен, даже не успев полностью миновать перекресток. Вторым выстрелом, прямо на перекрестке, был разбит второй танк. Образовалась пробка. Колонна сжалась, как пружина, теперь интервалы между остальными танками стали и вовсе минимальными. Колобанов приказал перенести огонь на хвост колонны, чтобы окончательно запереть ее на дороге.

Но на этот раз Усову не удалось с первого выстрела поразить замыкающий танк - снаряд не долетел до цели. Старший сержант откорректировал прицел и произвел еще четыре выстрела, уничтожив два последних в колонне танка. Противник оказался в ловушке.

Первое время немцы не могли определить, откуда ведется стрельба, и открыли огонь из своих орудий по копнам сена, которые тут же загорелись. Но вскоре они пришли в себя и смогли обнаружить засаду. Началась танковая дуэль одного КВ против восемнадцати немецких танков. На машину Колобанова обрушился целый град бронебойных снарядов. Один за другим они долбили по 25-миллиметровой броне дополнительных экранов, установленных на башне КВ. От маскировки уже не осталось и следа.

Танкисты задыхались от пороховых газов и глохли от многочисленных ударов болванок о броню танка. Заряжающий, он же младший механик-водитель, красноармеец Николай Роденков работал в бешеном темпе, загоняя в казенник пушки снаряд за снарядом. Усов, не отрываясь от прицела, продолжал вести огонь по вражеской колонне...

Немцы, понимая, что попали в западню, пытались маневрировать, но снаряды КВ поражали танки один за другим. А вот многочисленные прямые попадания вражеских снарядов не причиняли особого вреда советской машине. Сказывалось явное превосходство КВ над немецкими танками по силе огня и в толщине брони...

На помощь немецким танкистам пришли двигавшиеся вслед за колонной пехотные подразделения. Под прикрытием огня из танковых пушек для более эффективной стрельбы по КВ немцы выкатили на дорогу противотанковые орудия.

Колобанов заметил приготовления противника и приказал Усову ударить осколочно-фугасным снарядом по противотанковым пушкам. С немецкой пехотой вступило в бой находившееся позади КВ боевое охранение. Усову удалось уничтожить одно ПТО вместе с расчетом, но вторая успела произвести несколько выстрелов. Один из них разбил панорамный перископ, из которого вел наблюдение за полем боя Колобанов, а другой, ударив в башню, заклинил ее. Усову удалось разбить и эту пушку, но КВ потерял возможность маневрировать огнем. Большие довороты орудия вправо и влево можно было теперь делать только путем поворота всего корпуса танка. По существу, КВ превратился в самоходную артиллерийскую установку.

Николай Кисельков вылез на броню и установил вместо поврежденного перископа запасной. Колобанов приказал старшему механику-водителю старшине Николаю Никифорову вывести танк из капонира и занять запасную огневую позицию. На глазах у немцев танк задним ходом выбрался из своего укрытия, отъехал в сторону, встал в кустах и вновь открыл огонь по колонне.

Теперь пришлось усердно потрудиться механику-водителю. Выполняя распоряжения Усова, он поворачивал КВ в нужном направлении. Наконец последний 22-й танк был уничтожен. За время боя, а он длился больше часа, старший сержант А. Усов выпустил по танкам и противотанковым орудиям противника 98 снарядов».

(«Герой, не ставший героем». Александр Смирнов).

Чем же можно объяснить такой фантастический успех экипажа старшего лейтенанта Колобанова?

Прежде всего - боевым опытом командира. В составе 20-й тяжелой танковой бригады в должности командира роты ему довелось участвовать в советско-финской войне 1939-1940 годов. Бригада, вооруженная главным образом танками Т-28 (три башни, одна с 76- мм пушкой и две пулеметные), первой вышла к линии Маннергейма. Именно тогда Колобанов в первый раз горел в танке. В бою у озера Вуокса опять пришлось спасаться из горящей машины. Третий раз он горел при наступлении на Выборг.

Но возникает вопрос - почему же столь опытный танкист в августе 1941 года был всего лишь старшим лейтенантом?

13 марта 1940 года, когда вступил в силу мирный договор между СССР и Финляндией, солдаты двух ранее противостоящих армий на ряде участков фронта приступили к «неформальному общению» друг с другом. Появились водка и спирт...

Принимала в этом участие и рота Колобанова, который то ли не счел необходимым это пресечь, то ли не смог этого сделать. Его уволили из армии в запас.

С началом Великой Отечественной войны Колобанова призвали в 1-ю танковую дивизию, создававшуюся на базе 20-й тяжелой танковой бригады, в которой он воевал во время войны с финнами, присвоили звание старшего лейтенанта и назначили командиром роты тяжелых танков КВ.

Не был новичком в бою и наводчик старший сержант Усов. Призванный в Красную Армию в 1938 году, он участвовал в походе в Западную Белоруссию в должности помощника командира взвода одного из артиллерийских полков, во время советско-финской войны воевал на Карельском перешейке. Окончив специальную школу командиров орудий тяжелых танков, стал танкистом... Опытный артиллерист, переучившийся на наводчика танкового орудия, - не мальчишка после учебки, и стрелял Усов соответственно.

Танк КВ-1, при всех имевшихся недостатках его ходовой части, толщиной брони и мощью орудия действительно превосходил все имевшиеся у немцев в 1941 году танки. Кроме того, на машине Колобанова еще и дополнительный броневой экран установлен был. Поразить его, на заранее выбранной опытным командиром позиции с вырытым капониром немцам было очень непросто. После того, как были подбиты первая и последняя машины, они оказались в ловушке - вокруг дороги была заболоченная местность. Надо отдать должное их стойкости и профессионализму - сумели все же в такой непростой ситуации добиться множества попаданий, башню заклинили.

И, конечно, очень важным было отсутствие в этом бою немецкой авиации. Сколько раз немцы уничтожали самые удачные засады, вызвав пикирующие бомбардировщики «Ю-87», способные бомбить с очень высокой точностью.

Подвиг экипажа Колобанова был зафиксирован в печати сразу же, в 1941 году. Сейчас специалисты по истории танков признают феноменальную результативность этого боя.

За этот уникальный бой командир 3-й танковой роты старший лейтенант Колобанов был награжден орденом Боевого Красного знамени, а командир орудия его танка старший сержант Усов - орденом Ленина.

Вопрос, почему не Золотыми Звездами Героев был отмечен этот подвиг, остается открытым до сих пор..."